Прекраснейшая из дроу.

Дроу?..

Радремон моргнул, и эльфийский лик заменил привычный вид изящной человеческой девушки. Плавные утонченные черты, прическа, навевающая мысли о волнующемся под порывами ветра поле спелой ржи… Однако, непостижимым образом одновременно с этим она оставалась и представительницей расы горных эльфов…

Картинка вновь сменилась. Дети выросли. Будучи полукровками, им нелегко пришлось в этой жизни, но они не сломались и нашли в себе силы сохранить в сердцах частичку подаренной родителями теплоты. Благодарные отпрыски пришли навестить семейный очаг перед очередным военным походом. Великое Бедствие ознаменовало время смуты.

Воспоминание неожиданно имело чуть больше красок, чем прежняя серость, но Радремон все равно чувствовал в нем что-но неправильное. И одновременно ощущал его неотъемлемой частью собственной жизни.

Новый образ, и в нем фор Корстед сидел у очага в окружении пятерки очаровательных внуков. Он рассказывал истории о былых временах, а неподалеку Луиза тихо оплакивала смерть одного из сыновей. Время ничуть не тронуло ее неземной красоты.

Но… Сыновей?

А как же дочь?

Дочь? Какая дочь?

Очередная сцена застала Радремона лежащим на смертном одре. Подле него стоял овеянный боевой славой сын, сумевший не только удержать родовые земли, но и присоединить к ним немало новых территорий. Внуки выросли. Некоторые уже держали на руках собственных детей. У Луизы появились первые морщины, ничуть не умалявшие ее привлекательности. Она из последних сил сдерживала слезы, чтобы не огорчать драгоценного супруга в последние часы его жизни.

Полная тепла и любви картина сменилась бесконечной тьмой.

Тишина.

Пустота.

Забвение.

Родная, желанная, долгожданная тьма. Она манила и убаюкивала, даруя вечный покой. Каждый выходил из нее и в итоге в ней же и растворялся. Там, откуда нет возврата. Нет и не должно быть.

Ибо так заведено с начала вселенной.

Но неожиданно в непроглядной мгле пронеслась малюсенькая искра. Крохотная. Меньше самой мизерной песчинки на берегу реки времени. Но в то же время она казалась ярче ста тысяч полуденных солнц.

Это была мысль.

А за мыслью следовала воля.

Стальная воля человека, которые поставил на кон жизнь и даже после этого не боялся повышать ставки. Все или ничего. Никаких полумер. Он добьется своей цели или сгинет, пытаясь!

Приложив усилие сравнимое с опрокидыванием горы, Радремон открыл глаза. Смутные и явные образы в его памяти роились, словно встревоженный улей. Они сталкивались, смешивались, замещали друга друга и отчаянно пытались прийти к равновесию. Будто кто-то влил масло в воду, взболтал и теперь с любопытством наблюдал за ходом эксперимента.

Маркиз стоял на коленях в пыльной еще недавно замурованной комнате. Его горло пересохло, а голова гудела и раскалывалась, как невыдержавший удара колокол. Перед глазами по-прежнему ползли строки системных сообщений.

[ Обнаружено частичное совпадение индивидуальных данных.]

[ Идентичность 91,5%.]

[ Решение о возобновлении слияния.]

[ Старт слияния.]

[ Слияние завершено.]

[100% идентичности.]

[ Полное принятие структурой мира.]

Что бы это не значило, но оно по крайней мере закончилось. Теперь бы еще усмирить бурю в черепушке, отделить зерна от плевел и попытаться понять, что вообще происходит.

Стиснув зубы, Радремон отклонился назад и уселся, прислонившись спиной к стене. Прямо напротив потрепанного мужика. Маркиз не знал сколько прошло времени с момента, как он зашел в комнату, но незнакомец до сих пор так и не пошевелился. И, кажется, даже не моргнул. Он лишь неотрывно смотрел на своего визави.

Вернее не совсем на него, а чуточку выше. Как если бы на голове у фор Корстеда свили гнездо чайки.

— Игрок? — удивленно прохрипел мужчина. — Но… это невозможно. Кто ты?

— Радремон фор Корстед. — таким же хриплым голосом с огромным трудом ответил маркиз. — Глава рода фор Корстедов. Хранитель врат короля. — он криво усмехнулся собственной должности. Каких врат? Какого короля… — А кто ты?

В мозг Радремона будто разом вонзили с десяток раскаленных игл, и он со стоном закрыл глаза, изо всех сил стараясь не потерять сознание и сохранить рассудок. Постепенно его немного отпустило и стало чуточку легче.

Маркиз достал из Перстня бурдюк с водой, но передумал и вместо него вытащил флягу с крепкой настойкой. В несколько глотков он осушил половину и замер, ощущая как приятное тепло расползается по пищеводу, а шум в голове немного утих. Банарв с Горлодером действительно неплохо сработались. Пожалуй даже стоит выделить им чуть больше воды. Если удастся пополнить резервуары.

Заткнув пробку, остатки пойла фор Корстед бросил собеседнику. Руки у того дернулись, будто деревянные, и он не смог поймать флягу, но, подобрав ее с пола, мигом выхлебал напиток.

— Кто ты? — повторил свой вопрос Радремон, убедившись, что мозг пока что не пытается вылезти через уши и из носа тоже еще не потек.

— Рак Макдак. — ответил мужчина, внимательно прислушиваясь к собственному организму. — Ну или Винсент Краусштейн. Хотя вряд ли это имя еще кто-то помнит.

Удивительно, но в многострадальной памяти маркиза действительно что-то колыхнулось. Кажется он уже где-то слышал такое необычное имя. Или видел. Может быть во сне? Или в своей прежней жизни?

Какой из? Память услужливо подсказывала, что Радремон в самом деле уже давно мертв.

Бред какой-то…

— Скажи, Радремон, какой сейчас год? — спросил Макдак, глядя перед собой затуманенным взором. Будто на самом деле смотрел не на фор Корстеда, а куда-то вглубь себя.

— Семьсот четырнадцатый год эпохи Уснувших Материков. — сообщил маркиз.

— Уснувших Материков… — эхом повторил мужчина, выныривая из собственных мыслей. — Прошло столько времени… И значит все-таки это Миткалас. А то на секунду мне показалось…

— Показалось что? — уточнил Радремон, чувствуя, что может услышать что-то значимое.

— Нет, не важно. — мотнул головой Макдак. — Полагаю, я в твоем замке? Но как… — он оборвал себя и вновь замолчал, глубоко задумавшись.

Они сидели в темной пыльной комнатушке летевшего по небу замку, думая каждый о своем. Оба ощущали себя так, будто по ним прокатился валун размером с дом. Причем немного погодя тупая каменюка передумала и прокатилась еще раз, но уже в обратном направлении.

К тому же в разуме маркиза по-прежнему царил полнейший кавардак вселенского масштаба. Словно с клубком его мыслей полдня играл кот и запутался так, что превратился в кокон. Фор Корстед осторожно тянул за нити, пытаясь вернуть хотя бы видимость порядка.

Ему казалось будто он уже прожил не две, а целых три жизни! Одну — серую и блеклую — до того, как ощутил себя в теле Дарнуана, другую — цветную и яркую — с того момента и до этих пор, и третью — смешанного типа — одновременно с первыми двумя.

В чем-то его воспоминания конфликтовали, пытаясь вытеснить друг друга, а где-то и сливались, как в случае с Луизой. Каким-то необъяснимым образом Радремон помнил ее одновременно и молодой девушкой людской расы и едва познавшей зрелость горной эльфийкой.

Не потому ли в Городе Тысячи Улыбок маркиза так странно тянуло к Шелест? У них действительно было что-то общее.

— Надо полагать, ты тот самый Рак Макдак, о котором я уже ни раз слышал. — кое-как распихав по углам особо шебутные мысли, спросил фор Корстед. — Настоящий древний герой.

Мужчина скривился.

— Что бы обо не говорили, никакой я не герой. — произнес он с нотками грусти в голосе. — Ни настоящий, ни ненастоящий, ни игрушечный. Вообще не герой!

— Знакомая история. — хмыкнул Радремон. — Никто нас не понимает и ничего о нас не знает.

— О, ну как раз о тебе я кое-что знаю. — изобразив на лице загадочную улыбку, сказал Макдак. — Хотя у меня в голове не укладывается, что ты здесь делаешь.